НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ АНО «ИНСТИТУТ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА» ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА АНО «ИНСТИТУТ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА».
В начале лета голодовка Олега Сенцова с требованием освобождения 64 (или 70?) узников российских СИЗО и колоний заострила эту тему настолько, что она вышла на первые «полосы» масс-медиа. Не обсуждая здесь вопрос об обмене политзаключенными (что совсем иное, чем обмен военнопленных) отмечу, что ситуация с передачей осужденных российскими судами в другую страну, где они являются гражданами того государства, вещь более реальная в рамках правового пространства даже стран СНГ, не говоря уж о Европе.
(Материал на эту тему только что размещен на сайте президентского Совета по правам человека).
В любом случае, прежде чем обсуждать, как помочь заключенным, ставшим жертвами политического правосудия и не только в России, но и в Украине (о чем мы знаем гораздо меньше, и вряд ли потому, что их там нет или очень мало), хорошо бы понять, кого в наше время называют политзаключенными и какова позиция тех, кто занимается этим вопросом давно и детально.
Ниже приводится краткий и сжатый по возможности перечень главных моментов подхода автора к данной проблеме, многократно обсуждавшегося им с коллегами из разных стран бывшего СССР, с которыми он несколько лет назад предложил Критерии отнесения заключенных к тем, кого они назвали жертвами политически мотивированных уголовных преследований.
Кратко о политически мотивированных уголовных преследованиях (ПМУП)
1. Мы выделяем ПМУП и фигурантов таких дел по ряду «параметров».
Первое – мотивы преследования неизмеримо важнее мотивов поведения самих фмгурантов – правопослушного или с нарушением закона и, тем более, международно признанных стандартов соблюдения прав человека. По сути – только мотив преследования и имеет значение в этих случаях.
Второе– рассмотрение именно уголовных преследовании наряду с лишением свободы жертв политических преследований (в отличии от разных ограничений их деятельности и частной жизни), при которых выше угроза неправомерного насилия по воле или с допущения властей.
Третье– повышенный риск злоупотреблений правом (в законодательстве и в заданном избирательном правоприменении по политическим мотивам, в т.ч. как части массовых кампаний,– в отличие от практики чиновничьего произвола с целью устранения своей жертвы или отъема собственности.
К тому же в рамках ПМУП более различима зависимость следствия и суда от политики властей и и прямого их влияния, чем в случаях расследования фактов бытовой коррупции и «заурядного» превышения служебных полномочий отдельными должностными лицами по ходу их деятельности.
2. Упомянутые особенности ПМУП (нормы закона, мотивы, практики) позволяют сформулировать критерии отбора ситуаций, уголовных дел и обвиняемых по ним. Акцент на ПМУП не отделяет их от т.н. общеуголовных, составляя их малую долю как «предельный случай» неправомерных преследований вообще. Одна из задач такого выделения ПМУП - выявить неправовые нормы и практики, принятые на вооружение государством при данном политико-правовом режим.
3. Принципиально, что критерии отбора «политических» уголовных дел следует использовать каждый раз заново при анализе конкретных ситуаций и отдельно для каждого фигуранта дела. И хотя принадлежность обвиняемого к группе сама по себе не означает, что он – политзаключенный. Но если этот человек не совершил иного преступления, то вменение ему ответственности за действия других лиц, принадлежащих к данной группе как единственная причина преследования, лишь подтверждает его политизированность.
4. Отнесение уголовных дел к ПМУП и их жертв к политзаключенным не должно зависеть от личных или групповых пристрастий экспертов и не дает оснований относиться к их взглядам и действиям с одобрением либо осуждением. Факт признания политзаключенным означает лишь, что таково мнение правозащитников, требующих пересмотра его дела, как правило, при изменении меры пресечения в ожидании справедливого судебного решения.
При этом в наших критериях есть «исключение»: политзаключенными не считаются те из жертв ПУМП, кто совершал насильственные действия или призывал к нему либо к принудительной дискриминации людей и сообществ.
5. Если человек обвиняется или наказан исключительно за мирную политическую и общественную деятельность, в том числе по защите прав и свобод, то было принято его называть «узником совести». Из этого вытекает требование немедленного прекращения ПУМП в отношении таких безвинно осужденных. При этом к ним относятся и те, кто открыто нарушает уголовный закон данной страны, который явно противоречит принципам верховенства права и общепринятым стандартам свободы мнений, собраний и ассоциаций или вводит коллективную ответственность «непричастных».
Но и тут есть исключение: те, кто провозглашает взгляды и использует методы, основанные на расовой, этно-конфессиональной, партийной, социально-классовой, территориально-государственной исключительности (лично либо как члены группы), допуская возможной дискриминацию по этим мотивам и/или оправдывая насилие как способ осуществления подобной исключительности, не могут считаться узниками совести!
6. Тех политзаключенных, кого нельзя отнести к узникам совести, трудно отделить от множества жертв властного произвола или судебных ошибок. Их выделяют с главной целью – выявить политический мотив в действиях органов власти, которые придерживаются согласующихся между собой и не только формально законных практик. Поэтому говорят об отличии ПМУП от случаев с мотивацией иного рода, связанной с интересами должностных лиц в инициируемом или идущим с их участием неправомерном преследовании.
7. Предшествующий тезис нужно дополнить еще одним: термин ПМУП и упомянутые выше критерии отнесения к политзаключенным не могут быть универсальны и безоговорочно использоваться в каждой ситуации, особенно при наличии общеуголовного преступления насильственного характера. Есть немало пограничных случаев, в которых политический мотив преследования нельзя установить достоверно. И наоборот, если при наличии такого мотива уголовное преследование идет на основании конституционно «выверенных» законов, без серьезных нарушений процессуальных норм и стандартов права прав человека, зафиксированных наблюдателями в ходе следствия и суда.
Валентин Гефтер